От многочисленных формулировок, в которые Арчибальд вынужден был вникать, просчитывая последствия от каждой, болела голова. Он скрипел зубами, раздражался и бесился, но не отказывался от слова, данного Арену, и страдал молча. Прекрасно понимал, что брату и так сейчас несладко и будет бесчестно перевесить на него одного ещё и эту проблему. Хотя Арен в вопросах судебных формулировок всегда соображал лучше Арчибальда. Впрочем, он во всём лучше соображал — Арчибальд был уверен, что и охранителем брат был бы отменным. Мечтал ведь когда-то в юности… Но мечта, увы, не сбылась — после смерти императора Александра, дяди Арчибальда, среди претендентов на престол Венец выбрал Арена. Была такая особенность у их фамильного артефакта — после смерти императора (или императрицы) или отречения от престола Венец сам выбирал себе хозяина. Как это работало, никто точно не знал. Впрочем, и в целом функционирование родовой магии было во многом тайной за семью печатями. Особенно если речь шла о родовой магии Альго.

Недолго думая, Арчибальд перенёсся в центр Грааги на Дворцовую площадь, побродил по ней, разглядывая витрины ближайших магазинов, купил у одного из лоточников целый пакет свежих пончиков, присыпанных сахарной пудрой, и отправился в центральный парк. Сегодня у его высочества было настроение побродить по аллеям в одиночестве, любуясь на проблески света фонарей в переплетённых ветвях деревьев, стоящих по краю дорожек, посидеть на лавочке… Для обычных людей, правда, в нынешнюю погоду сидение на уличных скамейках, скорее всего, закончилось бы простудой — всё же начало апреля, и пусть весна в этом году выдалась не морозная, до лета ей было далеко, — но Арчибальд не был обычным человеком, а Альго не мёрзли никогда. Поэтому он легко мог сидеть даже на куске льда довольно-таки продолжительное время.

Время было не самое позднее, но на улице уже темнело, поэтому на парковых дорожках почти не было гуляющих — тем более что день был не выходной. Но и те, что встречались Арчибальду, не обращали на него никакого внимания. С того момента, как принц вошёл в парк, он мысленно активировал ментальную составляющую своего иллюзорного амулета, которая позволяла ему оставаться незаметным для окружающих. Кроме его собственной охраны, разумеется.

Через полчаса хождения по парку Арчибальд всё-таки сел на одну из лавочек и расслабленно вытянул ноги. Пончиков в пакете почти не осталось, но вокруг принца всё равно тут же зашевелились местные птицы, в основном воробьи и голуби. Ходили вокруг лавки и откровенно попрошайничали, едва не заглядывая в глаза. На них ментальная магия не распространялась. Арчибальд, усмехаясь, кидал птицам кусочки сладкого теста, наблюдал, как они клюют еду, отпихивая друг друга, и, наверное, поэтому не сразу заметил, что его одиночество нарушено.

.

Аллея, изгибаясь, уходила от принца в разные стороны, причём слева спускалась по пригорку вниз, а справа проход был пологим и хорошо освещался, и Арчибальд отлично видел, что по дорожке быстрым шагом, почти бегом, двигаются трое. Впереди была девушка, а позади неё, шагах в пяти, — мужчины, и, судя по темпу бега, догонят они эту бедняжку секунд через десять.

Положив на лавочку почти опустевший пакет, Арчибальд поднялся, разминая плечи и ощущая резкий подъём настроения. Драка! Отлично! Размяться — вот чего ему не хватало в этот унылый вечер, а вовсе не пончиков. В том, что охрана не станет вмешиваться в происходящее, Арчибальд не сомневался. Двое мужчин, причём даже не магов, судя по отсутствию и энергетических контуров, и эманаций иллюзорных амулетов, — для принца так себе соперники. Он даже магией пользоваться не собирался, тем более что в их семье считалось: использовать магическую силу против обычных людей можно только при прямой угрозе для жизни. В остальных случаях следовало пользоваться исключительно кулаками.

Но к девчонке это правило — не применять магию — не относилось, тем более что она сильно запыхалась от быстрого бега — того и гляди шлёпнется и расквасит нос. Поэтому Арчибальд аккуратно прибавил девушке ходу при помощи нехитрого заклинания ускорения, увеличив её отрыв от преследователей, и только потом шагнул вперёд, на дорожку.

— Ребята, вас не учили, что с женщинами нужно обращаться уважительно? — усмехнулся Арчибальд, разглядывая участников конфликта. По девушке, правда, он лишь мазнул взглядом, убедившись, что она не маг, а затем вновь посмотрел на её преследователей. Одеты вполне опрятно, но, кажется, пьяны. Видимо, захотелось вечерних развлечений, однако девушка не оценила кавалеров. — Лучше убирайтесь, пока я добрый.

— Сам убирайся, — ответил тот, что был покрупнее, останавливаясь в нескольких шагах от Арчибальда. Откровенно говоря, он был даже намного крупнее Арчибальда — поэтому и вёл себя настолько борзо. А ещё он, разумеется, не ощущал перед собой принца. Обычные люди не могли видеть энергетический контур, но магов тем не менее частенько просто чувствовали нутром. — Ну, или можешь присоединиться к нам, если хочешь. Мы не жадные! Смотри, какая кукла!

«Кукла»… Да, похожим образом рассуждали многие преступники — они не видели в жертве живого человека, воспринимая его только как куклу, которую очень весело и интересно ломать. Повезло этим вечером девчонке…

И пока соперники хором громко и заливисто смеялись, Арчибальд, бросив девушке краткое:

— Уходи отсюда, — сам кинулся на мужчин.

Он почти никогда не ждал первого удара, с детства предпочитал перехватывать инициативу у противника сразу, дезориентируя его подобной активностью. С демонами подобная стратегия не всегда работала хорошо, а вот с людьми — да, не подводила. И давала Арчибальду несколько секунд форы. За эти секунды он успел ударить здоровяка в корпус с такой силой, что мужчина моментально согнулся пополам, и встретил блоком попытку дать себе в челюсть второго противника. Сделал подсечку, заставив того плюхнуться на задницу и громко выругаться, выбил у опомнившегося бугая нож, который тот вытянул из голенища сапога в качестве убедительного аргумента, а потом ещё раз ударил в корпус и по шее, чтобы любитель погоняться за девочками упал носом вниз. Мужик что-то провыл и забулькал — под ногами у него очень кстати оказалась небольшая грязная лужа, — но Арчибальд не вслушивался. Он как раз заметил, что второй противник, поняв, что дело пахнет неприятностями, пытается убежать, и всё-таки воспользовался магией, заставив мужчину остановиться и замереть. Опустил голову — первый уже вставал, стирая грязь с лица не менее грязными ладонями.

— Вот ты неугомонный, — пробормотал Арчибальд, дождался, пока бугай встанет — не бить же его в процессе? — и вновь повалил на землю, но на этот раз ударом ноги, чтобы руки не марать. Пригляделся — живой вроде… Но без сознания.

Что-то хилая какая-то драка у него сегодня вышла, бывало и повеселее. А эти… то ли слишком пьяные, то ли драться не умеют. Не задели даже ни разу. Скукота.

Поморщившись, Арчибальд уже хотел воспользоваться браслетом связи, дабы вызвать дознавателей — нет, не свою охрану, а обычных рядовых дежурных магов из дознавательского комитета, — когда наконец заметил, что девушка никуда не убежала, а так и стоит до сих пор чуть сбоку от него, возле лавочки, застыв, как муха в янтаре.

Красивая. Густая копна кудрявых тёмных волос, правильные черты лица, хорошие фигура и кожа. Никаких иллюзорных амулетов — значит, настолько привлекательна она сама по себе. Вот только в глазах — в свете фонарей было непонятно, какого они цвета, — отражалась такая паника, что Арчибальд даже удивился. Он же вроде спас её сейчас, почему она настолько трусит? Или думает, что он теперь воспользуется своим положением победителя? Тогда отчего не убежала?

— Я тебя не трону, не волнуйся, — произнёс он как можно мягче и снял эмпатический щит, решив разобраться в эмоциях незнакомки.

И едва сам не упал на землю от неожиданности…

.

Эмпатия — и дар, и проклятье. По крайней мере, так всегда думал Арчибальд, и император был с ним согласен — тем более что он как эмпат был сильнее. Но Арчибальду хватало и собственного дара, чтобы порой зарабатывать головную боль и звон в ушах от чужих эмоций. И чем больше людей было рядом, тем громче была какофония в его голове, поэтому эмпатический щит Арчибальд носил почти круглосуточно, снимая в основном лишь когда находился в одиночестве. Или если ему было интересно, что чувствует собеседник, — вот как сейчас.