Арчибальд плохо знал погибших охранителей — ребята появились в их рядах совсем недавно, и пяти лет не прошло. Уже не стажёры, но ещё совсем молодые, толком не успевшие пожить. От обоих не осталось совсем ничего — всё сгорело.

Ветер, сопровождавший каждую активацию Геенны, давно стих, и пепел лежал на плато спокойно, как никогда напоминая Арчибальду кладбище. Только что цветов пока не было.

Но будут. Такова была традиция: на следующий день после гибели кого-либо из охранителей все оставшиеся в живых переносились на плато — у каждого в руках должно быть по три любых цветка с бутонами алого цвета — и прощались с товарищами. Клали на песок цветы, а потом тихо пели гимн охранителей.

Эта песня была настолько старой, что никто не помнил, кто её автор.

«Горит, не погаснет огонь наших душ, горит это пламя навечно. Мы — щит, мы — граница, мы — смелость и дух, мы — братья и сёстры, мы — вечность».

Вопреки тому, что охранители постоянно сталкивались со смертью, эта песня в их рядах носила название «Смерти нет». Трудно сказать почему. Возможно, оно отражало веру охранителей в то, что со всеми, кто остался здесь, на плато, они ещё обязательно встретятся.

Глава пятнадцатая. Твоя

Айрин Вилиус

На следующий день во всех газетах я прочитала, что вспышка Геенны в этот раз была очень мощной и демоны добрались даже до ближайшего населённого пункта. Поселений на севере было не так уж и много, но такое иногда случалось — и каждый раз мир будто замирал, ожидая новостей оттуда. Хотя последние несколько десятилетий ежегодное количество жертв среди мирных постепенно снижалось, но о полном их отсутствии речь пока не шла. А охранители… Они как погибали, так и продолжали погибать.

И я безумно боялась за Арчибальда. Прочитав утреннюю статью в «Золотом орле», я так испугалась, что у меня буквально всё валилось из рук. Я не могла нормально не то что делать домашние дела — в театре в этот день, как и всегда по четвергам, был выходной, — но даже дышать у меня выходило с трудом. Лёгкие горели, словно я и сама наглоталась раскалённого пепла Геенны.

Хорошо, что мне не нужно было на работу. Я просто встретилась в этот день с Рори, стараясь держать лицо и не выдавать собственную нервозность — и у меня это получилось, сестра не заметила, в каком оцепенении я нахожусь.

Защитница, я ведь даже не могла ни у кого спросить, как там Арчибальд и что сейчас с ним происходит! Я вынуждена была просто ждать, когда он вернётся и сам сообщит мне все новости. И подобное абсолютное неведение… убивало.

— Рини, а завтра итоговое заседание суда, да? — поинтересовалась Рори, когда мы с ней и Сит прогуливались по одной из центральных улочек Грааги. Погода была просто чудесная — будто в насмешку над моим мрачным настроением и леденящим душу страхом. — Папа там по этому поводу всё нервничает…

Точно! Суд. Как я умудрилась забыть о нём?

Совсем голову потеряла…

Удивительно, ведь я соглашалась на статус любовницы Арчибальда только ради получения опеки над сестрой. А теперь забываю обо всём, думая только о том, как там сейчас на севере…

— Нервничает, да? — выдохнула я, посмотрев на малиновое закатное небо. Интересно, какого цвета оно становится, когда вспыхивает Геенна?.. — И как это проявляется?

— Ну, ты наверняка знаешь, — хмыкнула Рори. — Мечется по комнатам, рычит на всех, особенно на слуг. И лицо такое… зверское.

— Главное, чтобы тебя не обижал.

— Не обижал. Но он сказал… Мне кажется, что это не просто так, Рини. Отец сказал мне, что ему, возможно, придётся временно отдать меня тебе. Временно! Это странно, разве нет?

— Не знаю, — я покачала головой. — От отца всего можно ожидать. Эта фраза, с одной стороны, может означать, что он надеется опротестовать решение суда, если оно его не устроит, а с другой — может быть обычной бравадой.

— А ты думаешь, меня действительно отдадут тебе?

Сердце дрогнуло и нервно забилось, когда я осознала, что завтра наконец всё решится. Вряд ли за прошедшую неделю отец успел придумать очередные «доказательства» моей неблагонадёжности…

А ещё было тревожно. И стыдно перед Арчибальдом, который помог мне, не зная, что я — предательница. Я предала его ещё до знакомства с ним.

— Я надеюсь, что отдадут, Рори, — ответила я и, тяжело вздохнув, пообещала самой себе, что непременно признаюсь во всём Арчибальду, когда он вернётся в столицу.

Лишь бы вернулся…

.

На следующий день я отправилась в судебный комитет к одиннадцати часам утра — именно на это время было назначено заседание, которое мне очень хотелось бы в дальнейшем объявить последним. Но я старалась не тешить себя надеждами, понимая, что мой отец не из тех людей, которые сдаются в подобных обстоятельствах. И я не удивлюсь, если в последний момент он придумает что-нибудь эдакое, в очередной раз порочащее меня и требующее нового разбирательства. Отец делал так уже много раз, перебрав всё, что только можно было перебрать. Осталось только если чьё-нибудь убийство на меня повесить.

Но ничего подобного не случилось. Да, Алан Вилиус бросал на меня яростные взгляды и кровожадно ухмылялся — но, когда в итоге судья зачитал своё решение, протестовать вслух слишком уж нагло не стал. Лишь заявил:

— Я подам апелляцию! — и, шипя что-то сквозь зубы, выскочил из зала.

А я сидела в кресле, оглушённая услышанным…

«Передать право опеки над Авророй Вилиус её сестре Айрин Вилиус, сохранив за Аланом Вилиусом право на регулярные посещения…»

Рори будет жить со мной!

Я выиграла дело!

— Поздравляю, Айрин, — сказал Карл Касиди, пожав мою ледяную ладонь, и, когда я перевела шокированный взгляд на него, улыбнулся: — Ладно вам, это было ожидаемо. Решение в вашу пользу наверняка было бы принято и так, но вмешательство его высочества, естественно, поспособствовало…

— Оно поставило точку, — раздался сверху, с кафедры для судьи и секретаря, голос Вогана Ашериуса, и я посмотрела уже на него. Он усмехался одной стороной рта, глядя на меня с иронией. И, пожалуй, впервые эта ирония была доброй. — В принципе, всё было понятно и без показаний его высочества. Но свидетельство Арчибальда позволило мне закрыть дело максимально быстро. Сами понимаете: прецедент неприятный. Всё-таки ваш отец, Айрин, сотрудник нашего комитета. И такие выкрутасы. Сначала вы доказали факт насилия и забрали у него опеку над собой, теперь отсудили сестру. Тут вон уже в коридорах шепчутся, не пора ли увольнять за подобное. Будь он нетитулованным, давно бы уже уволили, но раз аристократ…

— Я не думаю, что это справедливо, — выдохнула я, ощущая безмерное удивление, что судья разговаривает со мной как с равной. Из-за того, что за меня заступился Арчибальд, что ли?.. — Всё-таки отношения Алана Вилиуса со мной — это совсем не то же самое, что его работа. И если он хорошо справляется с обязанностями…

— Это престиж судебного комитета, — перебил меня Ашериус, качая головой. — Не должны наши сотрудники вести себя подобным образом. Сейчас будет должностное разбирательство, и вашему отцу точно достанется. Не уверен насчёт увольнения, это не я буду решать. Но то, что без санкций Алана Вилиуса не отпустят, — это точно.

Для отца это будет болезненно… Особенно для его безмерной гордыни. Уж не решит ли он отомстить? Не зря же сказал Рори, что отдаст её «временно».

— Пусть его высочество обеспечит вам хорошую охрану, Айрин, — заключил судья, глядя на меня очень серьёзно. — Впрочем, скорее всего, он это и сам понимает, но всё же будет нелишним, если вы ему напомните. И да, кстати. Спасибо вам, что помогли моей внучке приобрести билеты на спектакли в ваше варьете. Она в восторге.

Мои губы дрогнули в улыбке. Так вот почему судья резко подобрел! Из-за внучки и её восхищения нашими постановками.

— Не за что, айл Ашериус. Завтра мы играем «Бенефис» — забавную комедию. Приходите вместе с внучкой.